Антихрист

из книги "Последнее время: история вопроса" Паула Клиффорд

Пророки и древние герои, восставшие из мертвых, — положительные персонажи последнего времени. В самом же конце на мировой сцене появляется воплощение зла: антихрист. Обычно изображаемый как порождение человеческого (мать) и сатанинского (отец) начал, антихрист представляет собой противоположность Иисусу Христу. Как человек, Иисус воплощает в себе абсолютное добро, антихрист — абсолютное зло; согласно так называемому «учению о суммировании», сформулированному Иринеем в конце II в., в нем сконцентрировано все зло человеческой истории.

В истории развития фигуры антихриста, в отличие от фигуры последнего всемирного императора, возможные прецеденты можно обнаружить как в иудейских, так ив христианских источниках, хотя ученые и расходятся в деталях. И в иудейских, И в христианских преданиях существует представление о появляющемся в последние времена тиране. В апокалиптических писаниях мы встречаем его в 7-й главе Книги Пророка Даниила, где последний царь четвертого царства («небольшой рог») выделяется из всех остальных:

... и против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и закон, и они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени.

Выходящий из моря зверь (Отк. 13) выполняет те же функции с некоторыми дополнениями: зверю поклоняются (ст. 4), поскольку он непобедим; поклоняющиеся имеют на себе начертание числа зверя — 666 (ст. 16-17); зверь хулит Бога (ст. 6); он ведет войну со святыми и побеждает их (ст. 7) и наконец становится властителем всей земли (ст. 7—8).

В неапокалиптических христианских писаниях антихрист — это просто противник или узурпатор истины. Так, автор Первого послания Иоанна упоминает «многих антихристов» (1 Ин. 2:18), — это, по-видимому, люди, отпавшие от христианской общины. Им дается следующее определение: «Это — антихрист, отвергающий Отца и Сына» (ст. 22). Контекст говорит, что эти люди не отрицали Бога-Отца, и этим, по-видимому, можно объяснить появление целого ряда преданий, где антихрист является иудеем. «Человек греха» из 2 Фес. 2:3, который должен появиться перед концом, заходит дальше в своем богохульстве. Он превозносится «выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2:4). Автор говорит также о его силе творить чудеса и знамения (данной ему сатаной) и о том, что ему удастся обольстить даже некоторых верующих (2:9—10).

Эти упоминания уже могли бы быть достаточными для формирования детально разработанного предания об антихристе, которое возникает в первые века христианства. Однако подобно громадному снежному кому эти буквальные и метафорические выражения противления обрастали деталями, присущими злу как в прошлом, так и в настоящем. Таким образом антихрист постепенно занял место, которое в иудейских писаниях отводилось сатане. В 14-й главе Книги Пророка Исайи к царю вавилонскому обращаются так, как если бы он был самим сатаной (и это показывает, как израильтяне представляли себе сатану в то время):

А [ты] говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой... взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». <...> Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею, и разрушал города ее...» (Ис. 14:13,14,16-17).

Черты, присущие злому царю/сатане, превозносящему себя над Богом и подавляющему земные царства, с легкостью переносились на антихриста.

В общую картину зла вносят свой вклад и другие отрицательные персонажи, тут и там встречающиеся в иудейских и христианских писаниях и неканонических источниках. Это прежде всего Велиал (или Велиар), пришедший к нам из иудейских преданий, который является таким полным воплощением зла, что, когда упоминание о нем встречается в 17-м Псалме, современные переводчики объединяют его со смертью и дают ему имя «погибель» (в русском синод, переводе — «потоки беззакония». — Примеч. пер.):

Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня... (Пс. 17:5).

Существует предположение, что имя Велиал происходит от еврейского глагола «поглощать», что первоначально обозначало кого-то, кто поглощает других, например, в аду.

Апокалиптическая книга IV в. «Вознесение Исайи» представляет собой один из таких текстов, который начинается как иудейский (пересказом легенды о мученичестве Исайи) и заканчивается как христианский (разделом, описывающим видение Исайи, включая смерть и воскресение Христа и события конца). В этом заключительном разделе Велиар появляется как сатана, приходящий на землю в конце в образе антихриста:

И в конце придет Велиар, великий князь, царь этого мира, который владычествовал над ним со дня его возникновения: он придет в человеческом обличьи из своего жилища на небесах как беззаконный царь и матереубийца. И этот царь будет преследовать то, что насадили двенадцать апостолов Возлюбленного... По его приказу солнце будет всходить ночью; он заставит луну появляться днем. Он будет вести себя и говорить подобно Возлюбленному и скажет: Это я Господь... (IV: 2—3, 5—6).

Очевидно, в образе Велиара объединились черты сатанинского персонажа из еврейской мифологии с некоторыми раннехристианскими представлениями о конце, в частности, с верой, что антихрист будет выдавать себя за Христа и обольщать верующих христиан.

Последние составляющие библейского образа зла появятся пару столетий спустя, когда Григорий Великий в своем трактате «Moralia » представит ветхозаветных чудовищ левиафана и бегемота символами антихриста и дьявола соответственно. Эта дополнительная деталь, перекликаясь с Книгой Откровение, напоминает, что сатана или антихрист временно связан, с тем чтобы появиться вновь с наступлением последнего времени. Как обещал Исайя:

В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское (Ис. 27:1).

Дополнением к этому преданию служат примеры зла, персонифицированного в реальной жизни. Два человека, которых вполне можно поставить рядом с антихристом, — это греческий тиран Антиох IV Епифан, преследовавший иудеев, и римский император Нерон, совершавший гонения на христиан. Популярная легенда, что Нерон не умер и должен вернуться в будущем как великий тиран, без сомнения, способствовала созданию в воображении людей живой картины беспримерной злобы существа, призванного разрушить мир. Этой легенде пытался противостоять блаженный Августин. «Меня поражает, как люди могут быть столь дерзкими в своих предположениях», — писал он возмущенно.

Создается впечатление, что в новозаветные времена слово «антихрист» употреблялось без дальнейших уточнений: видимо, понимание его значения не вызывало затруднений. Тибур-тинский оракул IV в. предсказывает, что антихрист, князь беззакония, явится сразу же после того, как в Иерусалиме будет низложен последний правитель мира. Антихрист убьет Илию и Еноха (хотя они воскресают три дня спустя) и развернет беспрецедентные гонения на христиан. Конец наступит, когда архангел Михаил убьет антихриста на горе Олив.

В X в. Адсон де Монте-ан-Дер написал «Трактат об антихристе», в котором представил его полное жизнеописание, начиная с его зачатия от дьявола и рождения в Вавилоне (городе, олицетворяющем зло) и вплоть до последних дней. Заключенный во всем этом драматический потенциал был в значительной мере реализован в мистических представлениях позднего средневековья, однако попытки сопоставления вызывающих ненависть людей с антихристом неизменно повторялись на протяжении столетий вплоть до наших дней.

Вопреки ожиданиям, что та или иная из соперничающих структур сможет стать причиной падения «антихриста», зло продолжало процветать, что неизбежно вызывало разочарование. Например, большие надежды возлагались на Реформацию: ожидалось, что она приведет к падению папы в Риме. Даже спустя много лет, в 1784 г., некто Уильям Ричарде писал: «Реформация... нанесла сокрушительный удар по царству антихриста. Подобно смешению языков на вавилонской башне, она разрушила самый отвратительный заговор». Но к тому времени идея, что папу-антихриста низвергнут протестанты, была пересмотрена и появились другие претенденты на роль антихриста. Ричарде обращается к концепции нескольких антихристов из Первого послания Иоанна и на этой основе строит теорию «антихристианства». Это дает ему возможность найти и другие объекты для ненависти (кроме папства и католических доктрин). Прежде всего такими объектами становятся церкви, практикующие крещение младенцев: он выражает сомнение, существует ли... в распространяющих заразу антихристианских институтах, с помощью которых сын погибели утверждает свое влияние мире, что-нибудь в такой же степени служащее интересам этого злобного властелина, столь же способствующее распространению его зла или столь же противоречащее, с любой точки зрения, духу и букве Нового Завета, как крещение детей кроплением.

Исходя из этого, он определяет антихристианское царство как «царство духовенства» и заключает, что «дух антихриста», по-видимому, есть не что иное как «замаскированный дух мира».

Проза Ричардса весьма мало отличается (если не принимать во внимание стиль XVIII в.) от множества полемических статей, написанных 200 лет спустя. И в некотором отношении его фанатизм куда более логичен, чем, скажем, суеверие тех, кто смотрел с подозрением на американского президента с его тремя шестибуквенными именами (Ronald Wilson Reagan) или на то, что этот же президент сменил номер своего дома с 666 (число зверя в Книге Откровение 13:18, обычно понимаемое как цифровой шифр человеческого имени) на 668.